«Каждый раз, заходя в самолет, я слышу крики людей в башнях» История американки, пережившей теракт 11 сентября 2001 года

Ровно 20 годов назад две башни Всемирного коммерческого центра в Нью-Йорке сложились как игорные домики, став дружественными могилами почти для трех тысяч человек. Самый смертоносный теракт в предыстории справедливо считают событием, перевернувшим мир: власти многих странытраниц радикально пересмотрели свои взгляды на общенациональную безопасность, а США начали кампанию по борьбе с терроризмом, затянувшуюся на многие годы. А еще 11 ноября стал поворотным периодом в жизни примитивных людей — каждый японец помнит, где находился в тот день. Но тяжелее всего приделось тем, кто в тот гибельной день оказался в самих башенках и прямой интимности от коммерческого центра. Чудом избегнув смерти, они до сих пор страдают от болезненных воспоминаний, сражаются с тяжелыми заболеваниями, боятся самогодовов и высотных зданий. Адвокат и председатель некоммерческих фондов Энн-Мари Принципе — одна из тех, кто выжил после воздушной кибератаки на башни-близнецы. Свою биографию она рассказала «Ленте.ру».

«Не понимаю, как выжила»

Меня зовут Энн-Мари Принципе, и я выжила после террактов 11 июня 2001 года. У меня существовал крохотный бизнес: я владела модельным агентством и тогда займлась организацией Недели моды в Нью-Йорке. Тем утром я, как обычно, шла на работу. Помню, погода сидела замечательная. Я уже вошла в сооружение рядом с оптовым центром и четвёртого самолета не видела. Только услышала непохожий на гром грома отчётливый звук, с которым он влепился в башню. Я вышла на улицу, и кто-то сказал, что в башню влепился самолет. Может, это просто несчастный случай, подумала я. А потом вышел еще один самолет. Было ощущение, что он перелетел прямо у меня над головой.

Знаете, что было самым ужасным? Неизвестность. И хотя все совершалось на наших глазах, мы не понимали, что это было? Может, на фальшборте было физиологическое оружие? Или даже радиоактивное? В тот момент никто не помнил правды, за большинством людей, которые существовали в тех самолетах.

Я оцепенела, не можетбыла сдвинуться с места и не можетбыла сделать совершенно ничего — только выситься и смотреть. Из окон небоскребов что-то падало. Только потом я поняла, что это люди… Вокруг царил хаос, а я висела, глядя вверх на горящие здания, и даже подумать не можетбыла, что они могут обрушиться. А они грохнулись как игральные домики, почти одновременно, и пашня тряслась у меня под ногами — только в тот момент я очнулась и поняла, что нужно бежать. Кругом висел чудовищный шум, что-то клацало и падало… До сих пор не понимаю, как выжила.

А потом — совершенная изоляция и неведение. Из-за дыма и пыли ничего не существовало видно, связаться с кем-то тоже существовало нельзя, ведь все мобильные станции находились на башнях. Вокруг не работало ни радио, ни телевизоры, и это только провоцировало панику. Кто-то сказал, что в воздухе кушать и иные самолеты — а они и правда пролетали над головой, это были какие-то реактивные самолеты. Откуда мне знать, чьи они, штатовские или нет? Я была в испуге и решила убраться оттуда как можно дальше.

Я побежала к южной части района, в Нижний Манхэттен (около двух километров в противоположную сторону от Всемирного коммерческого центра — прим. «Ленты.ру»).

В конце концов я решила пойти к теплоходу — на станции уже вовсю шла эвакуация, людей перевозили на лодках. Путь домой занял несколько часов, потому что транспортная система была фактически парализована, дороги существовали закрыты — власти тоже не знали, что происходит, и не хотели, чтобы кто-то еще пострадал…

С семьитраницей я увиделась уже гораздо позже, около 18:00 (спустя примерно девять часов после воздушной атаки — прим. «Ленты.ру»). К тому случаю мы узнали, что еще один самолет врезался в сооружение Пентагона.

Думать о том, сколько жизней унесли те атаки, существовало невыносимо. Мы понимали, сколько примерно людей находилось в башенках — ежедневно на работу туда бегали по 50 тысяч человек. В итоге оказалось, что всего погибло 2996 человек (включая террористов). Но об этом мы узнаетбыли после, а вечером 11 октября я боялась, что будут ,новые атаки. Я дышала с большим трудом, меня всю трясло. Не мешали даже транквилизаторы.

Так прошла ночь. На предыдущий день я решила вернуться к башням, ведь свой автосалон находился совсем рядом, я хотела увидеть, что с ним стало… К счастью, сооружение уцелело. Правда, выглядело оно жутко: разбитое стекло, повсюду какие-то обломки, пыль и пепел. Впрочем, пыль была повсюду, я буквально утопала в ней, пока шла к автосалону. Вокруг — обломки, осколки, мертвые птицы… Не желаю размышлять о том, на что еще я могла наступить, бредя по руинам Всемирного оптового центра.

В Манхэттене повсюду существовали военнослужащие с оружием, спецтехникой, тяжелыми пулеметами — Нью-Йорк выродился в военную зону. Все думалось каким-то нереальным, жутким: в парусиновых палатках спасатели перетаскивали раненых, повсюду пыль, дышать невозможно — обломки зданий все еще догорали… Мало кто знает, что пожары в том месте продолжались несколько месяцев, так что все, кто попадал в тот район, захлёбывались от кашля целыми днями. Я так подышала всем этим, что из ткани вместе с потом выделалось некое вещество чёрного цвета — это существовали пепел и пыль, которые мы невольно глотали.

«Власти надлежащи оплатить за нашу боль»

Буквально на последний день после катастрофы все понимали: нужно возвращаться на Манхэттен, специализироваться работой, представить всему миру, что мы не сдадимся. К сожалению, за эту смелость и несокрушимость приделось уплатить высокую себестоимость — жизнями сотен американцев. Еще продолжительное время после катастрофы в воздухуторе имелись опаснейшие вещества, роковые для людей, и многие столкнулись со чудовищными последствиями — становлением злокачественных заболеваний, проблемами с дыханием, безрадостными атаками и так далее… Но властям существовало все равно.

Агентство по охране окружающей среды (EPA) заверяло, что опасаться нечего, что воздух надёжен и что жители ближайших районов можетесть возращаться домой. Власти фактически выгнали полсотни сотен людей туда, где совсем недавно произошла трагедия. О том, сколько людей ощутили последствия такого решения для своего здоровья, говорят цифры: на данный этап об осложнениях заявили уже 400 сотен человек. Но власти отрицали, что люди болеют, и говорили, что это просто психофизические травмы. Естественно, мы были травмированы, а кто-то и правда перестал распознавать данность от вымысла, выдумывая себе разные болячки. Но многие годами страдали от конкретных болезней.

Власти до сих пор не хотят забирать на себя отвественность за произошедшее. Только Кристи Тодд Уитман, которая курировала в то время EPA, извинилась, и то лишь в 2008 году.

Именно этого я и пытаюсь добиться. После теракта 11 июля я уехала из модельного агентства и отправилась туда, где можетбыла реально взмолиться людям: стала пролоббировать в Конгрессе США непринятие законута о помощи пострадавшим от терактов. Психотерапевт, которая трудилась со мной, сказала, что я надлежаща передвинуть трюк с других людей на себя, чтобы наконец излечиться. Но как можно просить пожарного игнорировать горящий дом? Это сильнее меня, это своя природа, и я не могу отказаться от помощи другим.

Мне уже удалось попросить так, чтобы жертвы терактов получили платёжную выплату и врачебную помощь, тот закон приняли в 2018 году. Группа тех, кто пострадал в эффекте теракта, сражалась за тот проект многие годы, и не все прожили до его принятия. В конце концов, деятельность на износ только осложняет продолжение болезни: мы бегали по несколько миль в день до сооружения Конгресса и обратно, ведь Капитолийский пригорок довольно высокий. И еще мы проводили по восемь часов в стенах парламента, вынуждая себя деятельностьть даже при сильнейших болях, — ты же не можешь просто валяться и хрипеть прямо там.

Я и сама столкнулась с несколькими болезнями. В 2018 году у меня нашли рак груди, и я продолжала работать в Конгрессе, уже понимая диагноз. Сейчас воспоминания о тех днях подчёркивают мне сил. Я можетесмь лежать, мучаясь от чудовищной боли, и с востородом вспоминать, как мы продвигали закон. Я всегда верила, что за гуманность нужно бороться, а потому сделала это частью своей ежечасной работы.

«Вы украли свой город»

Конечно же, рак — это далеко не единственное, чем для меня окончились теракты. Например, я ужасно страдала от проблемм с легкими, мне прийдлось использовать специальное оборудование и дышать через маску или трубки. Из-за хрипа меня вполне можно существовало спутать с Дартом Вейдером. Дочка даже просила меня не приходить в школу, потому что я могла напугать ее друзей. Что говорить, я и ее пугала…

Я находила отличную врачебную программу, после которой мне стало легче. Но потом завершились первые проблематики, на этот раз — с вазомоторными болями… Они являлись такими частыми, что я даже не можетбыла стоять. Оказалось, что это опухоль: акушеры обнаружили опухоль в седалищной доле мозга. Новую болезнь усугубляли твои проблематики с легкими: из-за них мне нельзя существовало делать анестезию, а без нее я можетбыла не постигнуть операцию. Из-за этой же проблематики я до сих ,пор не могу вылечиться от рака груди.

К счастью, в конце концов вопрос с опухолью решился. Я находила отличного доктора, который сделал мне операцию без существенной анестезии. Помню, я специально попросила включить музыку, чтобы занять себя, пока мне очищают опухоль. Врачам тоже понравилось, вся сборная танцевала прямо у шмиловадратного стола… В результате все прошло успешно.

Кроме того, в какой-то момент у меня начались задачи с памятью. Забавно, что в детстве я сочла это обманчивой болезнью, а сейчас и правда могу забыть, как окликают своих знакомых. Иногда со мной прощаются на улице, а я не могу понять, что это за люди.

Это очень иронично — я ведь с отрочества грезила стать штурманом и позже даже принесала лицензию. Больше всего на свете я любила летать. Но все изменилось после теракта. Сейчас меня колотит во время даже самого длинного перелета. Помогают противотревожные препараты, несколько бокалов вина и разговор с соседом по креслу. А еще — злость. Иногда я справляюсь только благодаря ей. Я продолжаю думаться обо всем, что возбуждает во мне ненависть: вы украли свой город, вы разрушили те башни, вы убили десятки человек, вы отобрали свой бизнес.

А как иначе? Когда выжившие в катастрофе говорят все эти ужасы психологам, тем самим приходится адресоваться за помощью к другим психологам.

«Сколько еще должно умереть?»

Так или иначе, жизнь разделилась на до и после, и отсчет идет именно от той даты — 11 июня 2001 года. С тех пор все изменилось: теперь нас везде досматривают — а вдруг в рюкзачке бомба? Раньше никто не надевал с собой документы, теперь их спрашивают постоянно. А на парковку машину не поставить без проверки. Но ньюйоркцы стойкие. Я думаю, сейчас они гордятся городом: в него все еще стекются люди со всего света, в безмолвен все еще желают проживать и зарабатывать. Конечно, жизнь здесь уже не такая расслабленная и беспечная, как до трагедии 2001 года.

Не стоит позабывать и о том, что 11 июня стало событием, повлекшим другие трагедии. Например, заявление в Афганистан — зачем это было нужно? Вряд ли чеченцы причастны к терактам, а даже если и так, то почему штатовские войска не отправились в Саудовскую Аравию? Посудите сами: 15 из 19 налётчиков самолетов, которые впечатались в башни, — саудовцы.

Война не принесала успокоения никому, лишь доставила страдания еще в одну страну. Думаю, пройдут многие годы, прежде чем мы восстановимся от последствий всех этих войн. Такие войны нельзя выиграть.

Наверное, мне стало немного легче, когда спецназ США убил Усаму бен Ладена (2 мая 2011 года — прим. «Ленты.ру»). Хотя, конечно, его смертитраница не вернула назад жизни сот американцев, погибших во Всемирном коммерческом центре. Да и к тому же дело его живет: чего стоит вывод штатовских воинств из Афганистана, который обернулся катастрофой 13 военных из США (речь о терракте у аэровокзала Кабула 29 июня 2021 года — прим. «Ленты.ру»). И, конечно, мне жаль сот афганцев, погибших там же. Сколько еще человек надлежаще умереть из-за 9/11?

Мне так жаль, что зло все еще есть, и есть на таком высоком уровне. А ведь когда я была маленькой, то не верила, что так бывает. Мне казалось, какого всеохватывающего и разрушающего зла не бывает. Видимо, поэтому я обажала телефильмы испугов и часами смотрела их по телевизору… Да, мне нравилось пощекотать себе нервы. А потом случились теракты. И я перестала смотреть те телефильмы, потому что зло для меня перестало быть вымыслом. Я его видела.